Известный фрагмент из переписки царя Ивана IV Грозного с князем Андреем Курбским, где монарх задаёт риторический вопрос, вынесенный в заголовок, часто трактуют как свидетельство личной жестокости царя и бесчеловечности русского самодержавия. Однако подобная риторика не была исключительным изобретением Ивана Васильевича, а отражала распространённые в ту эпоху представления о долге, верности и жертвенности, особенно в отношениях государя и его подданных.
Патриотизм и прагматизм в Смутное время
Яркой иллюстрацией этих противоречивых взглядов служат события 1612 года, когда Второе народное ополчение под руководством князя Дмитрия Пожарского двигалось к Москве. Вопреки романтизированным представлениям, Пожарский действовал не как безрассудный герой, а как осторожный и расчётливый организатор, уделяя большое время сбору средств, формированию обученной армии и выстраиванию логистики. Его осмотрительность некоторые современники могли воспринимать как медлительность или даже трусость.

Князь Пожарский, портретное изображение
Авраамий Палицын: сложная фигура эпохи
Особенно показательной в этом контексте является фигура келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына, автора знаменитого «Сказания». Его деятельность во время Смуты была весьма неоднозначной. В 1610 году он входил в состав посольства к польскому королю Сигизмунду III, которое вело переговоры о возведении на русский престол королевича Владислава. Когда переговоры провалились, Палицын, в отличие от других послов, сумел не только благополучно покинуть лагерь Сигизмунда, но и выхлопотать у короля жалованную грамоту, подтверждавшую права монастыря на владения. Таким образом, в то время как Смоленск героически оборонялся, видный церковный деятель решал имущественные вопросы с противником.
С другой стороны, Палицын известен и благотворительными деяниями. Во время голода 1609 года в Москве он организовал продажу монастырских запасов хлеба по сниженной цене, что помогло сбить астрономическую стоимость зерна и спасти многих горожан.

Авраамий Палицын — человек противоречивой репутации
Спор о стратегии: жертвенность vs. осторожность
В августе 1612 года, когда ополчение Пожарского стояло у стен Троице-Сергиева монастыря, Авраамий Палицын настаивал на немедленном походе на Москву. Он апеллировал к тому, что казаки Первого ополчения, осаждавшие столицу, находятся в отчаянном положении и могут разойтись. Ветераны же, помнящие, как казаки ранее убили предводителя Первого ополчения Прокопия Ляпунова, отговаривали Пожарского, видя в этом ловушку.
Согласно собственным записям Палицына, в ответ на эти опасения он приводил евангельские слова: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». По сути, его позиция сводилась к тому, что даже гибель за правое дело есть мученический венец, а потому бояться её не стоит. Эта логика, призывающая к безоговорочной жертвенности, очень близка по духу к той, что звучит в упрёке Ивана Грозного.
Тот факт, что Палицын без стеснения излагал эту точку зрения в своих мемуарах, говорит о её распространённости в общественном сознании XVI–XVII веков. Таким образом, знаменитая фраза Грозного была не проявлением личной патологии, а использованием общепринятого риторического оборота, отражавшего суровые реалии и идеалы своей эпохи.
(c) По материалам BigFatCat19
Обратите внимание: Почему мы и американцы считали "пантеру" тяжелым танком, а сами немцы - средним.
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Что же ты, собака, вместе с танком не сгорел? (с).