Великая французская революция: падение якобинцев

«Революция пожирает своих детей»

Дантон жирондист Верньо

Жизнь якобинцев наладилась. Восстания были подавлены повсеместно, экономика более-менее работала, угроза вторжения миновала. Кажется, что жизнью нужно наслаждаться. Но нет. Якобинцы кричали: «Мальчики, мы режем друг друга». И начали резать друг друга. Если подумать, то все имеет смысл. Когда приклад угрожающе навис над якобинцами, нужно было сплотиться. Но когда приклад отодвинулся, оказалось, что у всех разное представление о том, куда бежать страной.

«Дехристианизация»

Внутри якобинской партии были левые — эберисты, правые — дантонисты и определенный центр — Робеспьер.

Прежде всего, Робеспьер и его товарищи поссорились с радикалами-эбертистами на религиозной почве.

5 октября 1793 г был введен новый, революционный календарь. Вместо всяких римских богов и императоров революционеры решили ввести народнохозяйственные названия месяцев. Вандемьер — месяц сбора винограда, Брюмер — месяц туманов, модельер сосет член. Найвоз - снег, вантуоз - ветер и т д

Месяцы. Было нелегко найти в HD

Чтобы было понятно ху от ху

Сторонники Фоменко и Задорнова не преминут упомянуть, что и здесь все сожжено славянами. Ведь раньше у нас был не январь и август, а всякие студни да серпы. А потом как.

Кстати, стало модным давать новорожденным нехристианские имена: Октябрина, Владлен, Мессидор (осенний месяц), Марат и прочие республиканцы и Либерте.

Изменилось да изменилось, подумаете вы. Но это был еще один удар по католической церкви. Церковный календарь с религиозными праздниками организовал жизнь. Наконец, помните, какое отношение суббота имеет к субботе и кто воскресает в воскресенье.

Замена календаря послужила толчком для ультралевых к так называемой дехристианизации. Просветители критиковали церковь на протяжении 18 века. Яркий пример - Вольтер, писавший: "Дави заразу" против католической церкви. Логика была проста. Просветители протолкнули идею: «Просветите людей рентгеновскими лучами и все будет хорошо». А церковь насаждает в умах ложные установки. Церковь поддерживает плохое, бесполезное правительство. "Не бунтуй, а то будешь бохнкажыт".

Эти идеи оказали сильное влияние на революционную элиту. Но изображать его полностью атеистом — ошибка. Тот же Вольтер говорил: «Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать». В восемнадцатом веке слово «атеист» было почти ругательством, синонимом безнравственности. Просвещенные люди в массе были верующими - но не религиозными.

Инициатором гонений на церковь был Жозеф Фуше, который гуманно расстреливал заключенных картечью. Хотя он получил религиозное образование и ранее был членом религиозного ордена, он еще до революции хвастался своим атеизмом. Во время командировки в город Невер он запретил там все проявления культа, срывал кресты на кладбищах и приказал повесить там лозунг: «Смерть — вечный сон». Хренушки вы, короче, не загробный мир.

Вдохновленные примером Фуше, парижские революционные активисты стали закрывать храмы, принуждать священников к отречению от священства, осквернять религиозные святыни. Эту политику поддерживал всегда радикальный Эбер. В своей газете он писал, что санкюлоты Иисуса казнили священники и аристократы того времени.

Священник дает интервью революционным властям

Однако Робеспьер и большинство якобинцев выступали против этих «эксцессов». Вождь якобинцев говорил, что атеизм был «аристократическим» — в те времена и оскорблением, и угрозой. В первую очередь угроза была адресована эбертистам.

У Робеспьера был свой взгляд на религию, который он впоследствии попытался воплотить. Сыграл роль и политический расчет. Крестьянство оставалось всецело религиозным, и церковь играла важную социальную роль в провинции. Сельский викарий в большинстве случаев был и психологом, и социальным работником, и тамадой по всем предметам. Имеется в виду уважаемый человек.

Так Робеспьер и примкнувшие к ним дантонисты подвергли критике ультралевых и 6 декабря 1793 года приняли закон о свободе вероисповедания. Эбер нанес ответный удар и начал говорить, что он вовсе не атеист, его неправильно поняли.

Снисходительный

Санкюлоты и радикалы, выразившие свои интересы, считали, что революция должна продолжаться. Большинству низов города пока досталось только проклятие, инфляция и возможность героически погибнуть за республику. А с другого фланга были те, кому революция уже многое дала, и умирать неохота, тем более на гильотине. Это были всевозможные уже возникшие в годы революции дельцы, нажившие состояние на скупке, а то и просто вымогательстве имущества эмигрантов и различных махинациях с государством. Их рупором был так называемый «индульгент» якобинцев и мавров, а их лидером был Жорж Дантон.

В 1794 году Жорж Дантон был так же популярен, как Робеспьер. В 1792 г., получив пост министра, организовал оборону Парижа и ввел всеобщее избирательное право, «заработал» миллионы и не остановил сентябрьскую резню.

Овец Дантона нельзя было позвать. Он был революционером и считал, что общественный порядок можно и нужно ломать, прибегая к насилию. Но в этом Жорж Дантон всегда выступал за умеренность.

Интересно сравнить личности и политическое поведение двух якобинских лидеров и друзей (до сих пор), Дантона и Робеспьера. При всем своем мужестве, талантах, искреннем желании помочь республике Дантон был казнокрадом и взяткодателем, по крайней мере, недобросовестным дельцом. Он любил выпить, женщин и выпить с женщинами, закатывал грандиозные вечеринки. В политике он выступал за умеренность и компромисс, разумеется, в рамках революционного и радикального. Один из основоположников террора, он всегда был против массового террора, был готов вести переговоры даже с роялистами ради общественного спокойствия, а во внешней политике выступал за дипломатические, а не военные средства.

Робеспьер был кристально честен, не присвоил себе ни ливра государственных денег, до конца, несмотря на место фактического правителя государства, он будет жить в нищете. Робеспьер почти не знал ни одного из пороков, был трудоголиком и аскетом, беспощадным к себе. И другие. Лично совсем не кровожадный, ради своего идеала готов был положить под нож десятки тысяч.

1 декабря 1793 г. Дантон обратился к съезду с призывом обуздать террор. Он заявил, что в условиях внутренних и внешних побед отпадает необходимость в терроре, и осудил его крайности.

После этого, несколько недель спустя, друг Дантона и «перо» Камиль Демулен в своей недавно организованной газете «Старый кордельер» иносказательно сравнил якобинский режим с тираническими римскими императорами. Кроме того, он открыто выступает против терроризма и предлагает выпускать «подозреваемых» из тюрем».

Однако Робеспьер выступал как против умеренных, так и против радикалов. Когда дантонисты не поняли сигнала, был произведен предупредительный выстрел: 12 декабря 1794 г был арестован друг Дантона Фабр д'Эглантен. Дантонисты намек поняли.

Куда ты идешь?

Отпали самые насущные вопросы выживания республики. Теперь нужно было решить, что это будет.

Жан-Жак Руссо, на философии которого были воспитаны многие революционеры, видел идеал общества в отсутствии очень бедных и очень богатых, где большинство людей составляло бы средний класс. Идея неплохая. В другом месте, правда, он писал, что люди были бы счастливы, если бы пошли жить с голым задом в лес, но мы сейчас не об этом.

Санкюлоты мало выиграли от революции. Эбертисты предлагали дать всем беднякам хотя бы кусок земли, чтобы каждый мог обеспечить себя куском хлеба. Страну должны были разделить не только церкви и эмигранты, но теперь еще и «враги отечества». Эбертисты также призывали к расширению социальной помощи бедным и выдавливанию богатых. Нищий, заявляли они, не нуждается в свободе.

Наконец, под давлением ультралевых и санкюлотов были приняты так называемые вантозские декреты, в которых довольно туманно указывалось, что бедных патриотов следует награждать. На местах это понимали по-разному. Кое-где действительно беднякам выделяли землю. Кое-где были выданы небольшие гранты. В большинстве ведомств указы просто игнорировались.

А Робеспьер? Сделавшись популярным в защите интересов народа, он теперь не интересовался ни страной, ни вообще материальным положением населения. Вместо этого Максимилиана Неподкупного интересовала мораль общества.

5 февраля он зачитал съезду доклад о своем видении будущей республики. Все в нем будут исключительно честны, добродетельны до патриотизма и готовы в любой момент пожертвовать жизнью ради отечества. У идеального гражданина нет «лишних» потребностей и пороков, он ест на калории, трахается для детей, постится, молится Всевышнему и слушает, нет, еще не изобрели радио, выступления активистов секции. Вот такой идеал.

Понятно, что не все хотят жить такой яркой жизнью. Что делать? Очистите общество террором. То есть все хорошие люди должны убить всех плохих и все остальные будут счастливы.

Эх яблоко, цвета спелого, слева направо бьём, справа налево

К концу зимы 1794 года голод в Париже усилился. Действие «максимума» (то есть верхнего предела цен) давно прошло, крестьяне и торговцы по тем или иным причинам отказывались продавать по невыгодным ценам, прятали продукты и торговали под прилавком. Народные низы и их представители, эбертисты, предложили решение, представляете? Отрубите головы всем спекулянтам (скучно зевает). Робеспьер был категорически против. Дело усугубилось арестом нескольких эбертистов. Ультрареволюционеры решили действовать на опережение.

4 марта Кэрриер (тот, кто косплеил Герасима в Нанте, только с людьми) призвал к «священному восстанию». Более того, Эвер стал призывать к тому же. Но действовать по-настоящему эбертисты не решились, а большинство парижан не поддержало идею мятежа, находясь под впечатлением от декретов Вантуаза. «Мятеж» оказался медленным, как хреновый импотент. Толпу не удалось заинтересовать. Эбертисты попытались отвернуться, но было слишком поздно. В ночь на 14 марта Эбер и его сторонники были арестованы.

Через неделю состоялся суд. На нем прибегли к так называемой амальгаме, когда монархисты, коррумпированные чиновники и эбертисты предстали перед судом вместе. Смысл был как в анекдоте про космонавтов и педиков. Тень одного падала на другого. Это также создавало впечатление заговора. Часть санкюлотов возмущалась обвинением «папы Дюшенна», но большинство верило в его причастность к «аристократическому заговору». Злая ирония заключалась в том, что сам Эбер долго и старательно учил народ искать такие заговоры.

24 марта соратники Эбера взяли его на сеанс со «старой шлюхой». (Так парижане называли гильотину. Кто на ней не ложился, тот не отказывался). Парижане, которые шли на казни, как в театр, были разочарованы поведением Эбера. Он заплакал и споткнулся. Для человека, призывавшего к стольким казням, это считалось недостойным.

После поражения эбертистов активизировались дантонисты. Они стали требовать прекращения войны и террора. Демулен сделал то же самое, а также подверг критике робеспьеристов в своей статье. Но тираж был конфискован. Дантон пытался вести переговоры со своим другом Максимилианом, но получил отказ. 3 мая 1794 года Комитет общественной безопасности решил арестовать Дантона и его наиболее видных соратников.

Один из членов комитета, сочувствовавший Дантону, предупредил его об аресте. Но Жорж-Жак сказал: «Они не посмеют». А потом он лихо сказал: "Родину на сапогах не возьмешь". Современные оппозиционеры гораздо умнее и несут Родину на своих сапогах не только под угрозой расстрела, но и просто в случае каких-либо неприятностей.

Репутация Дантона основательно пострадала от коррупционных скандалов и роскошного образа жизни. Но многие парижане голодали. Однако столица была потрясена. Дантон был одним из важнейших лидеров революции, неоднократно доказавшим ей свою верность. Многие депутаты съезда были против. Крики негодования раздались в адрес комитетов. Тогда Робеспьер поднялся на кафедру и употребил все свое красноречие и авторитет, чтобы убедить собрание в том, что Дантон — «гнилой идол» и суд над ним необходим. Было решено приговорить Дантона.

Робеспьер однажды писал Дантону, утешая его после смерти жены: «Если в том бедствии, которое одно только и может потрясти душу такого человека, как ты, уверенность в сердечной привязанности друга может дать тебе утешение, ты найдешь ее во мне. Я люблю тебя больше, чем когда-либо, и буду любить тебя до самой смерти. В эти минуты я неразлучен с тобой».

Арестованный Камиль Демулен вообще был другом детства Робеспьера. Максимилиан был его свидетелем на свадьбе.

Суд состоялся 2-5 апреля 1794 года. Опять это была «амальгама», дантонистов судили с коррумпированными чиновниками и военными преступниками.

Обратите внимание: Великая Французская революция: начало.

Дантон был блестящим оратором и не только блестяще защищался, но и нападал на своих обвинителей. Его громоподобный голос был слышен на улице. Наконец, ему запретили говорить. Приговор был вынесен заранее, доказательства сфабрикованы.

5 апреля приговоренных к смертной казни вывели на эшафот. Дантон выказал полное презрение к смерти. Когда карета проезжала мимо дома Робеспьера, Жорж-Жак закричал громовым голосом: «Максимилиан, ты следующий!».

Когда осужденный поднимался на эшафот, Демулен плакал. Дантон утешал его. Когда ему отрубили голову, Дантон сказал: «Покажи ее потом народу, она того заслуживает».

Через неделю Люсиль Демулен была казнена. Она надела белое платье. Еще многим пришлось расстаться с жизнью.

Робеспьер на пике власти

Уничтожив внутреннюю оппозицию, Робеспьер мог чувствовать себя в безопасности. Так казалось. На самом деле, они начали свой путь.

Пока были радикалы и умеренные, якобинцы могли пойти направо или налево: начать править в интересах имущих классов и подавить деятельность санкюлотов или попытаться установить максимально возможное тогда социальное равенство.

Уничтожив и левое, и правое крыло своей партии, Робеспьер попытался пойти по срединному пути. Как говорится, и ваше, и наше. Но оказалось ни у вас, ни у нас. Половинчатой политикой они постепенно отстреливали и верх, и низ, сокращали свою социальную базу.

Осень 1793 г. - зима 1794 г были пиком государственного регулирования экономики. Были установлены максимальные цены и максимальная заработная плата. Крестьяне были вынуждены продавать зерно по фиксированным ценам, а в случае неповиновения зерно реквизировали. Армии санкюлотов, которые делали это, часто реквизировали собственность богатых фермеров, чтобы распределить ее «справедливо». Значительная часть торговли и промышленности находилась под непосредственным контролем государства. Это была подработка.

Весной 1794 года якобинцы сильно смягчили свою политику по отношению к купечеству. На нарушение закона максимума стали смотреть сквозь пальцы. Бизнес стал не кошмарить, а поощрять. А вот с сотрудниками разговор был совсем другим.

Максимальные цены соблюдались очень плохо, а вот максимальная зарплата - как. Рабочие отреагировали на падение жизненного уровня волной забастовок. Они стали применять закон 1791 г., запрещающий сотрудничество между рабочими. Поскольку рабочие стали массово избегать работы за низкую заработную плату, якобинцы все чаще стали использовать принудительный труд. Санкюлоты, еще недавно считавшие якобинцев силой своего народа, стали недобро смотреть на них.

Недовольство назревало и в деревне. Реквизиции хлеба вызывали массовое укрывательство и даже прямое вооруженное сопротивление.

Общество тоже устало от террора, если конца ему не было видно. Якобинцев терпели, потому что они доказали свою эффективность в организации обороны и подавлении роялистских заговоров и восстаний. Но что произойдет, если опасности исчезнут?

Революционная армия становилась все лучше и лучше. 26 июня 1794 года она победила при Флерюсе. Угроза вторжения для Франции давно миновала.

«Королевство добродетели»

Отстояв республику, окончательно уничтожив феодализм и не решившись на более глубокие преобразования, якобинцы не могли предложить обществу никакой дальнейшей социально-экономической программы. Робеспьер чувствовал это и пытался нравственно сплотить общество, создав «Царство добродетелей». Он давно разработал программу по переделке общества, по воспитанию нового человека. (Тем, кто считает, что это придумали коммунисты, я ответственно заявляю, что идея переустройства общества и человека для всеобщего счастья™ идет именно от эпохи Просвещения, и даже якобинцы недалеко от либерализма оторвались. Но если покопаться, то можно найти подобные идеи и раньше. Всевозможные религиозные течения и т.д.).

С этой целью Робеспьер создал культ Высшего Существа. Идея не была оригинальной, такая концепция прошла в среде образованного общества на протяжении всего XVIII века и, в свою очередь, унаследовала деизм. Короче говоря, это признание существования Бога, но бога ни одной из религий. Этому богу все равно, едите ли вы свинину или выходите на улицу в субботу. Он не смотрит на все через камеры, не дает социальной оценки, не исключено, что он создал мир, сказал: «Пьяный сейчас, как хочешь» и отправился на рыбалку.

Кстати, у радикалов тоже был свой Культ Разума с атеизмом и санкюлотами, но Робеспьер быстро его запретил.

8 июня 1794 года состоялся Праздник Высшего Существа. Робеспьер в костюме жениха был главным событием. Это был величайший триумф в его жизни. Шесть недель оставалось до самого большого падения.

На самом деле отпуск

Но религии было недостаточно, чтобы создать царство добродетели. Основным инструментом для этого был террор, и он усиливался.

Террор для Робеспьера не был необходимым злом, он был главным методом очищения общества от зла, добродетелью. Вот его слова: «Террор есть не что иное, как быстрое, суровое, неумолимое правосудие; поэтому он является эманацией добродетели».

Это была и чисто политическая причина. Разгромив организованную оппозицию и почувствовав общественное недовольство, Робеспьер стал видеть вокруг себя некий безликий, неоформленный заговор неизвестных врагов. И ничего лучше "стрелять по точкам" придумать не смог».

Настроение было напряженным из-за двух неудачных покушений на Робеспьера 22 и 23 мая.

10 июня (22 прерия) был принят закон, доведший политику террора до абсурда. По делам "врагов народа" (да-да, большевики тоже не влезли) отменялись все законные излишества типа адвокатов, следователей, свидетелей. Под этот закон подпадали, например, «кто пытался вызвать упадок духа», «кто распространял ложные слухи», «кто пытается разрушить нравы и развратить общественное сознание, ослабить энергию и чистоту революционных и республиканских принципов».

Основанием для вынесения приговора послужили «любые доказательства, материальные или моральные, устные или письменные, которые естественным образом вызывают доверие любого справедливого и просвещенного ума».

Появилась возможность арестовать и осудить человека по требованию левой пятки комиссаров. Вас нельзя было беспокоить в суде. В делах «врагов народа» было только одно наказание — смертная казнь. Очень практично, не нужно думать.

Многие заключенные, находившиеся в тюрьмах, были казнены. Тюрьмы были переполнены. Женщины содержались вместе с мужчинами. Говорят, в камерах был оптовый секс - это все равно, что умереть.

Аресты за увольнение открыли большие возможности для сведения счетов. В первую очередь были арестованы, конечно же, потенциальные враги. Ранее. Бывшие священники, аристократы, жирондисты.

Казните и моего бывшего пожалуйста

Гильотина продолжала бить. За четырнадцать месяцев до 10 июня 1794 года в Париже был казнен 1251 человек, а за последующие шесть недель — 1376 человек.

Несколько слов о терроре

Маленькие факты. По данным одного из лучших исследователей террора Дональда Грира, с марта 1793 г по август 1794 г было арестовано до 500 т, из них по суду казнено 16,5 т, без суда – 10-12 т. Почти столько же умерло в тюрьмах. Напомню, что до революции во Франции жило 25-27 миллионов человек.

Три четверти приговоров были за участие в массовых беспорядках. Примерно столько же было расстреляно в основных районах восстаний. В Париже - 16%.

Около 15% из них были священниками и дворянами. Высшее - 85, из них 60% - фермеры, рабочие и ремесленники.

Среди тех, кто участвовал в терроре, как и многие историки, популярна теория необходимости. Враги вокруг, так надо было. Якобинцы действительно спасли республику. Только Д. Бовыкин указывает, что большая часть террора происходила после побед республики.

Почему тогда? Месть. Вендеры и жирондисты честно отомстили за свой мятеж. Абсолютизация террора как средства «очищения» общества для построения идеала.

Во всем виноват Робеспьер? Конечно, большая часть вины лежит на нем. Но мы не должны забывать, что большая часть власти нетленного покоилась на авторитете, а не на силе. А это значит, что большая часть общества одобряла эту политику.

Почему? Атмосфера страха перед заговорами, реальными и воображаемыми. Ненависть к «аристократам» и искреннее желание защитить республику. Страх потерять нажитое, а то и жизнь, после возвращения царя к власти. Слепая вера в лидера, умеющего правильно действовать и предвосхищающего контрреволюцию.

Падение нетленного

Многие депутаты Конвента так и не простили Робеспьеру казни эбертистов и дантонистов. Кто-то был близок к первому, кто-то ко второму. Несмотря на казалось бы противоположные взгляды, они стали сближаться на фоне ненависти к Робеспьеру. Некоторые из недовольных представителей боялись за свою жизнь, потому что воровали или превышали свои полномочия. Дель искренне считал Робеспьера тираном.

Неподкупного начали открыто критиковать после его выступления на праздновании 8 июня. Еще серьезнее - после выхода указа о неограниченном терроре. Его начали высмеивать. Нашли полусумасшедшую старуху, объявившую Робеспьера мессией. Обиженный Максимилиан перестал посещать съезд. И сделал ошибку. Он фактически развязал руки заговорщикам.

Вопреки условности парижане могли его поддержать. Но их бесили максимальные зарплаты и травля забастовщиков. И все устали от террора.

Робеспьер чувствовал себя осужденным. Его товарищи Кутон и Сен-Жюст пытались найти компромисс с остальными членами Комитета общественного спасения, но Робеспьер отказался. Что ни говори, а он считал себя гласом народа и был совершенно опустошен, когда понял, что народ отвернулся от него.

Однако в своей последней речи 26 июля (9 термидора) он выступил с угрозами. В съезде есть контрреволюционеры. Должен убираться. Депутаты потребовали имен. Робеспьер сделал ошибку, никого не назвав. Теперь не каждый депутат мог чувствовать себя в безопасности.

Удивительно, но съезд отреагировал на выступление Робеспьера аплодисментами. Но один из депутатов, которому терять было нечего, встал и сказал:

«Пора сказать всю правду, один человек парализовал волю всего Национального Конвента: это человек, который только что произнес здесь речь, — это Робеспьер».

Максимилиан Робеспьер проиграл битву на Конвенте. Он больше не мог говорить с людьми.

Вечером заговорщики вели переговоры с колеблющимися депутатами. Подготовили Национальную гвардию.

9 термидора (27 июля) Сен-Жюст приготовился выступить с докладом. Но ему не дали говорить. Крики заглушили его и Робеспьера. Неподкупный быстро ахнул, потом ему закричали: «Тебя душит кровь Дантона!» Наконец, заговорщики поставили вопрос об аресте на голосование и приняли его.

Парламентские дебаты о власти Робеспьера и Ко

Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон были арестованы. Брат Максимилиана, Августин, и еще один депутат потребовали, чтобы их тоже арестовали. Им не было отказано в вежливости. Однако в муниципалитете обо всем узнали. Осталось еще немало Робеспьеров.

Мэр и начальник Национальной гвардии освободили Робеспьера и его товарищей и привезли в коммуну. Там было решено поднять восстание. Было подготовлено обращение к народу, посланы представители. Но Пэрис не ответил. Большая часть Национальной гвардии была верна конвенции. Однако на защиту нетленных и коммуны были готовы около трех тысяч гвардейцев. Но сам забрал дело, и попытался все устроить «по закону». Тем временем Конвент собрал войска, запретил Робеспьера и приказал штурмовать Коммуну. В атаку пошли как богатые, так и плебейские слои, бывшие аристократы и радикалы.

Во время штурма ратуши Робеспьер был ранен в челюсть (по другой версии, пытался покончить жизнь самоубийством). Огюстен выпрыгнул из окна, но выжил. Другой депутат застрелился. Сен-Жюст и Кутон спокойно сдались.

На следующий день без суда и следствия Робеспьер, Кутон, Сен-Жюст и еще около двадцати человек были казнены по закону 22 прериаля. На следующий день был казнен семьдесят один человек.

Кульминация революции позади.