Далеко, в Путивле, на Каяле
лишь заря зажжется поутру
До **я законов написали,
Лишь чернила сохнут на ветру. (с)
Ну, здравствуй, дружок. Устраивайся поудобнее. Расскажу я тебе сказку сегодня. Да не просто сказку, а очень злободневную сказку. Не просто злободневную, а откровенно злую. Нет, я не хочу чтобы тебя мучили кошмары или чтобы ты вздрагивал от каждого шороха или ещё чего хуже - писался в штаны. Нет, дружок мой. Я не хочу всего этого. Но я хочу, чтобы послушав мою сказку ты кое-что понял. Усвоили и может быть, в будущем не просто попытался этого не повторить, но изменить по возможности.
В некотором царстве, в некотором государстве были законы. Как и в любом другом государстве. Только законов этих было множество великое. И писались они, да переписывались так, что чернила на бумаге высыхать не успевали. Народ законы читал и диву давался. И не все-то законы любы были народу, да никто этот народ не спрашивал.
И был в государстве том царь, который царём только назывался, а реальная власть была у бояр, и что бояре скажут, то царь и делает. Что бояре напишут, то он и подписывает. На что они посетуют то и его не устроит.
И был боярин один. И был он среди других бояр на особом почёте у царя. Поговаривали даже, что дружба у них была крепкая. Настолько крепкая, что царь его, боярина энтого, из низов поднял волею своей. В бояре произвёл. Всем его уважать повелел.
И вот, дружок мой, однажды, шёл этот боярин по улице города одного, проверял все ли ладно. Шёл, особо под ноги не смотрел, по сторонам пялился - не то красой окрестностей любовался, не то крестьянками.
Не заметил боярин лопату, что лежала на земле. Споткнулся об неё, да влетел раненым ястребом в сарай, где на него и упали ещё полдюжины таких же лопат. Шуму наделал. Весь город на уши поставил. Осерчал шибко. Потёр ушибленный лоб, да пошёл во столицу ко царю-батюшке на обидчиков окаянных жалится.
Да не просто челобитную подал, а такую, в которой объявил лопаты угрозой не только его боярина жизни, но и угрозой всему царству и царю-батюшке.
Боярин сей в лопатах не разбирался и, потому как хоть и из низов был достан, но лопаты отродясь в руках не держал. Не знал за какой её конец взяться.
И читали эту челобитную бояре три раза. Ни то буквы знакомые искали, ни то мысли свои добавить хотели.
И узнал народ, что в скорости лопаты будут под запретом и забеспокоился.
Стали люди перешептываться, да переписываться. Челобитные царю писали, только не доходили они - бояре их перехватывали. Народу бы выйти на Лобное место, да громко сказать, а не шепотом. С лопатами выйти или без лопат хотя б. И не нашлось того, кто бы вывел народ. Вот и сидели все по домам, боясь войска царского и посматривая на свои лопаты.
Боялся народ за свои лопаты. И верно боялся.
Больше всех досталось тем, у кого лопаты были англицкого промышленника Йорка и тем у кого лопаты с черенком "апория". Слово-то какое чудное. А теперь ещё и страшное стало. Хватали их под белы рученьки и вели в казематы страшные.
Отрокам неразумным с этих пор лопаты в руки брать не дозволялось.
И пошло войско царское отбирать лопаты у народа. Поговаривали, дескать в одной деревне забрали весла у рыбаков. Очень уж эти весла именитого купца Калашникова, были похожи на те лопаты, которые опричники для нужд своих используют.
А городе одном войско царское отобрало совочки у младенцев, признав их отроками неразумными, не имеющими прав на лопаты. И была вся беда сих чад в том, что лопаты их внешностью и цветом походили на все другие лопаты, что у народа отняты были. Отняты да праху приданы.
И взвыл народ и начал сетовать на царя несправедливого и бояр его. Но вой народа был не слышен. Потому как все выли поодиночке или небольшими группами по хатам, да темницам.
И пришла беда неминучая. Два ворога стали терзать царство.
Первый ворог страну изнутри терзал. И носил этот ворог имя страшное Дефицит. И был у ворога этого брат по имени Голод.
Ворог и брат его царю и боярам худа не сделали, ибо у приближенных их лопаты никто не отнимал. Зато прошёлся знатно ворог по люду простому безлопатному, да безвесельному.
Всякое копание стало вне закона. Поди как народ чего ценного из земли - матушки выкопает - почитай самого царя ограбил, земля-матушка ж царю, да боярам его всеедино принадлежит.
Корнеплоды, что руками выкопаны были съедены, недоступные же в земле загублены. Сызнова сажать, да сеять рук не хватало - не каждому под силу голыми руками землю рыть.
Хлеб стал великой радостью, ибо доступен был не всем и по праздникам большим. Простой люд перебивался лепешками непропекшимися. Ибо хлебные лопаты стали неугодны и по разумению бояр - опасны.
О рыбе люд простой и мечтать не смел. Мало умельцев, кто мог рыбу у берега добывать, ведь на лодке без весел далеко не уйдёшь. Да и разрешение отныне на добычу рыбы нужно было получить. Особые бояре разрешение это выписывали и то не всем.
Другой ворог тоже внутри как червь поганый грыз плоть, ибо тем, кто плевал на указы царские жить стало вольготно и радостно, ведь у них лопаты остались. И стали они беспредел творить, да народ безлопатный тиранить. И совсем страху лишились - войско царское не указ им отныне. Да и сам царь тоже.
И стал ждать народ указа царского, который вернёт все как прежде было. Ведь знал народ, что беспредел однажды загонит царя, да бояр в нужники. И переполнятся они так, что спасения не будет. Ведь вычищать нужники будет нечем, да и некому.
Больше интересных статей здесь: Оружие.
Источник статьи: Сказ о лопатах неугодных, да нужниках переполненных.