Жизнь в джунглях
Климат на острове Лубанг был экваториальным и очень влажным, особенно в сезон дождей. Стандартная японская армейская форма сгнила у солдат всего за несколько лет. Первое время они пытались её чинить, используя самодельные инструменты: иглу из проволоки, волокна растения, похожего на коноплю, и обрывки ткани от палаток.
Впоследствии мы перешли к «реквизиции» всего необходимого у местных жителей при первой возможности. Это не беспокоило нашу совесть. Для партизан нормально добывать оружие, боеприпасы, еду, одежду и другие припасы у противника. Поскольку островитяне помогали вражеским оперативным группам в поисках нас, мы считали и их врагами.
Узнаваемые японские армейские кепи гнили, как и всё остальное. Была боевая песня, которая начиналась словами «Даже если моя фуражка превратится в лёд». Мы изменили её на «Даже если моя фуражка сгниёт».
Перешивая добытую одежду и ткань, японцы старались сохранить подобие форменного покроя, но с практичными модификациями для жизни в джунглях. Форма, в которой Онода сдался в 1974 году, была пошита им собственноручно, как и обувь.
Тропическая униформа японской армии. 2. Форма и снаряжение. Описание под катом. 3. Еще снаряжение
Экипировка японского пехотинца: Тропическая форма пехотинца японской императорской армии включала: 1) хлопковую тропическую рубаху с открытым воротом и вентиляционными клапанами, под которую надевалась майка; 2) длинные брюки или шорты до колен; 3) стальную каску тип 92 с сеткой для маскировки; 4) кирку со съемной ручкой (была не у всех); 5) ножницы по металлу (хотя бы одни на отделение); 6) небольшую мотыжку для расчистки сектора обстрела; 7) поясной ремень из прорезиненной ткани; 8) флягу тип 94; 9) упрощенный котелок; 10) ботинки с резиновой подошвой; 11) домашние тапочки; 12) обмотки; 13) флаг с автографами; 14) пояс «тысячи стежков» — промышленного производства, но стежки делались вручную родными. Информация из источника «Пехота Японии 1937-45».
Питание и быт
Основу рациона Оноды и его товарищей составляли бананы. Зеленые бананы были горькими, поэтому их варили. Вторым по значимости источником белка была говядина. На острове водились дикие буйволы и лошади, но, по словам Оноды, их мясо было менее вкусным, да и «охотиться» на домашних коров было проще.
Японцы подкрадывались к стаду и старались убить корову одним точным выстрелом, экономя патроны. Затем тушу утаскивали в горы, чтобы скрыть следы, и там разделывали. Часть мяса жарили и варили для немедленного употребления, остальное коптили и сушили на специальных рамах над огнем. Одной-двух коров хватало человеку примерно на год.
Рацион дополнялся рисом и консервами, экспроприированными у местных жителей. Мы называли наши потайные рейды за провизией «выходами в свет». Особенно ценилась соль, которую японцы называли волшебным снадобьем и берегли как зеницу ока. Воду всегда кипятили.
Солдаты тщательно следили за своим здоровьем, наблюдая за физиологическими отправлениями. Если что-то их настораживало, они меняли рацион, давали себе больше отдыха или меняли место дислокации. Туалетные ямы рыли обязательно.
Туалетной бумаги у нас не было, мы использовали пальмовые листья. Однажды Симада нашёл где-то бумагу, но когда мы начали ею пользоваться, Кодзука сказал: «Нам её хватит на два или три раза, а потом снова придётся пользоваться листьями. Так зачем беспокоиться?»
Часто мы находили в горах рисунки или фотографии с обнажёнными женщинами. Их оставляли не поисковые группы, а местные жители. Думаю, они считали, мы не устоим перед соблазном взять их, но мы не смели даже прикоснуться к ним, боясь, что это может раскрыть наше местоположение.
Климат и устройство жилья
Климат острова Лубанг экваториальный морской, с выраженными сезонами дождей и засухи. Онода описывал его так: май был самым жарким месяцем, температура днем доходила до 38°C. С июня начинались ураганы, в июле — проливные дожди, иногда снижавшие видимость до двадцати метров. К середине октября дожди прекращались, и до апреля длился сухой сезон. Даже в самые «холодные» месяцы, январь и февраль, температура достигала 30°C.
В сухой сезон японцы искали место для нового жилья. Оно должно было быть близко к банановым плантациям и пастбищам, скрытым от деревень, продуваемым и по возможности с прохладной восточной стороны. Хижину, которую они называли «бахай» (что на тагалоге означает «дом»), строили перед сезоном дождей.
Сначала мы выбирали большое дерево, к которому крепили каркас. Стропила из ветвей крепили по кругу к стволу и покрывали листьями кокосовой пальмы, связывая их лианами. Мы строили бахай на площадке с уклоном. Верхняя часть служила спальней с кроватями из ветвей, бамбуковых циновок и периной из утиного пуха, реквизированного у местных. Нижняя часть была кухней с очагом из камней и местом для хранения дров и винтовок. Работая ножами боло, мы с Кодзукой могли построить такую хижину за семь-восемь часов.
Нож боло — национальный филиппинский инструмент, использовавшийся как оружие и в хозяйстве. Им широко пользовались повстанцы, а позже и американские солдаты.
Наши винтовки всегда были рядом. Я снимал обувь, но за все тридцать лет ни разу не снимал на ночь штаны. Я всегда держал на поясе маленький мешочек с пятью патронами.
Сначала ночью мы укрывались тентом или одеждой. Потом стали использовать высушенные коровьи шкуры. Некоторое время у нас было подобие лоскутного одеяла из кусков резины, плававших в море. Если ночью начинался дождь, мы просто мокли. Когда такое случалось, мы мёрзли, и на следующий день суставы ног у меня болели. Если мой живот ночью мёрз, у меня часто случался понос.
...
Я вёл нечто вроде календаря, который за тридцать лет отклонился от настоящего всего на шесть дней. Я основывался на памяти, количестве оставшейся еды и иногда сверялся по луне.
Счету времени также помогали регулярные стрижки, которые проводили, сверяясь с лунными фазами, что в буддизме имеет особое значение.
Каждое утро я чистил зубы волокнами пальм. Умыв лицо, я чистил кожу келпом (видом водоросли). Стирал одежду в воде с золой. Мы внимательно следили, чтобы вывешенная на просушку одежда висела в неприметном месте.
На острове было несколько чистых речек, но за все тридцать лет я мылся целиком только после разделывания коровы, когда мы все были в крови. В горах не бывает так, чтобы в долине была только река. Долины означают дороги и опасность.
Мы боялись раздеваться догола, даже ночью. Днем мыли верхнюю часть тела, поливая друг друга водой. Вечером каждый мыл нижнюю часть тела перед заходом солнца. Я бы никогда не делал чего-либо столь же опасного, как раздеваться полностью.
Уход за оружием и опасности джунглей
Мы заботились о нашем оружии и боеприпасах так же хорошо, как о самих себе. Смазывали винтовки пальмовым маслом, тщательно чистили. Со временем ложи, приклады и лямки так пропитались маслом, что стали привлекать крыс. Ещё больше неприятностей доставляли муравьи. Не будет преувеличением сказать, что вся горная часть Лубанга была одним огромным муравейником.
Обратите внимание: M51 idf Sherman, Шестидневная война, 1967 г. (Tamiya 35323).
Одна разновидность постоянно залезала в винтовки и забивала грязью механизмы. Муравьи с жалами, подобными пчелиным, могли больно укусить. Однажды муравей ужалил меня в ушной канал, ухо распухло, и я не слышал им неделю.На острове было множество пчёл и ос. Если мы встречали огромный рой, всё, что оставалось — накрыть головы и лежать неподвижно, пока он не улетит. Меня несколько раз кусали многоножки. Укус в руку вызывал опухание всего тела и очень долго заживал. Меня укусили в январе 1974 года, и когда я пишу эти строки спустя месяцы, рана ещё не зажила.
Многоножки рода Desmoxytes способны вырабатывать синильную кислоту. Добро пожаловать в тропики.
Под палой листвой попадались скорпионы. Даже очистив площадку для сна, я несколько раз находил скорпиона под камнем, который служил подушкой. Среди других опасных обитателей были змеи толщиной с человеческое бедро.
Партизанская деятельность и разведка
Партизаны берегли оружие и патроны, перестрелки с филиппинскими отрядами происходили регулярно. По другим данным, группа Оноды совершила более сотни вооруженных нападений, в результате которых погибло около 30 и было ранено более 100 человек, многие из которых были безоружны.
Пуля из пехотной винтовки пролетает около 670 метров за первую секунду, а из карабина — всего около 500. Если местные стреляли с большого расстояния из карабинов, у нас была примерно секунда, чтобы увернуться. Ночью пулю можно было увидеть по голубоватому свечению в полёте. (Автор статьи оставляет реалистичность этого утверждения на совести Оноды).
Патроны мы хранили в тайниках в бутылках, ежегодно проверяли и перекладывали. Рабочие маркировали кружком, вероятно рабочие — треугольником. Слишком ржавые патроны разбирали, порох использовали для разведения костров с помощью реквизированных линз.
Основной партизанской деятельностью, которую подробно описывает Онода, были «сигнальные рейды» — поджоги стогов риса, которые, по его мнению, должны были подать знак японским войскам. Также японцы вели разведку и даже брали в плен «языков».
Однажды мы взяли в плен пастуха. Он рассказал нам всё, что знал, от цен на сигареты до подённой оплаты, весь допрос трясясь от страха. Когда мы решили, что выяснили всё, что нужно, мы приказали ему идти домой. Его лицо просияло.
В 1965 году японцы «вежливо» выпросили у местных жителей радиоприёмник. За такие визиты островитяне прозвали их «горными дьяволами», «горными бандитами» или «царями горы». С тех пор партизаны слушали радио, пополняя запас батареек у местных.
Мы не верили новостям о военной обстановке, считая их американской пропагандой. Мы думали, что слушаем искусно подделанные записи. Как-то раз Кодзука отметил: «Если задуматься, американцы хорошо работают, не так ли?» Я ответил: «Да, им, должно быть, удалось собрать команду очень сообразительных людей». Позже, когда я узнал, что передачи не были подделаны, мне стало ясно, что по-настоящему хитроумную работу выполняли мы — извлекая из новостей тот смысл, который хотели услышать.
Однако в вопросах, не касающихся войны, мы считали передачи достоверными. Мы поверили сообщениям об успешных Токийских олимпийских играх и о поездах-пулях.
Одиночество и потеря товарища
Онода с теплотой вспоминает своего последнего товарища, Кинсити Кодзуку, который стал ему ближе брата. Чтобы избежать возможных обид, они общались, используя местоимения из языка тагалог.
19 октября 1972 года во время очередного «сигнального рейда» на партизан напали. Кодзука был смертельно ранен.
Я закричал ему, чтобы он пригнулся, но он простонал: «Моя грудь!» и «Бесполезно!». Я видел, как его глаза закатились. Через мгновение кровь и пена хлынули у него изо рта, и он упал лицом вниз... Я хотел окликнуть его ещё раз, но не мог говорить. Я схватил винтовки и побежал. За моей спиной продолжалась стрельба. Я бежал через лес, крича: «Я убью их за это! Убью их всех!»
***
В следующей, заключительной части, будет рассказано о том, как Хиро Онода finally сдался властям, о его возвращении в Японию и жизни после войны, а также о других японских солдатах, не сложивших оружие после капитуляции.
Окончание следует
@sergey.vlg, спасибо за донат!
Литература
Кузнецов Д. Оставшиеся
Онода, Хиро. Не сдаваться
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Тридцатилетняя война лейтенанта Оноды. Ч.3.