Эта книга о том, как маленький мальчик смог пережить за одно лето целую жизнь. О старости и детстве, о жизни и смерти, об одиночестве, о принятии себя, об осознании того, что ты живешь и что жизнь эта конечна, что каждый год будет стремительно лететь вперед. Сегодня ты маленькая девочка, а завтра — седая старушка, которой не верят, что она когда-то была молода и красива.
Рэй Дуглас Брэдбери родился 22 августа 1920 года в городе Уокиган, штат Иллинойс. Жизнь в этом маленьком городке оставит неизгладимый след в его памяти — ведь столько историй произошло и могло бы произойти. Он будет с любовью вспоминать их в своих будущих рассказах: «Сезон качелей» («The Season of Sitting», издание «Charm», август 1951), «Лужайки лета» («The Lawns of Summer», журнал «Nation’s Business», май 1952), «Лебедь» («The Swan», журнал «Cosmopolitan», сентябрь 1954) и «Запах лета» («Summer in the Air», вышедший в феврале 1956 года в журнале «Saturday Evening Post»).
Они бы так и остались просто рассказами, если бы не один случай. Дело было в Лос-Анджелесе. Рэй ехал в автобусе, когда его внимание привлёк паренёк с особенной, пружинящей походкой, которую ни с чем не спутаешь. Рэй посмотрел на его ноги — и точно: паренёк был обут в новёхонькие теннисные туфли, белоснежные, чистое совершенство! Такие, что с их помощью можно было бы одним прыжком перемахнуть через самые высокие здания. У Рэя были совсем такие же туфли, и он вспомнил, как сам был таким же мальчишкой.
Люди, которые мастерили теннисные туфли, откуда-то знают, чего хотят мальчишки и что им нужно. Они кладут в подмётки чудо-траву, что делает дыханье лёгким, а под пятку — тугие пружины, а верх ткут из трав, отбеленных и обожжённых солнцем в просторах степей. А где-то глубоко в мягком чреве туфель запрятаны тонкие, твёрдые мышцы оленя. Люди, которые мастерят эти туфли, верно, видели множество ветров, проносящихся в листве деревьев, и сотни рек, что устремляются в озёра. И всё это было в туфлях, и всё это было — лето.
После того как Рэй сошёл с автобуса, он отправился прямиком домой, чтобы записать появившиеся идеи. Так родился рассказ «Отзвук бегущего лета».
Затем началась большая и кропотливая работа: он собрал все свои иллинойские рассказы и объединил их в одну книгу. Но перестарался. Спустя несколько лет эпизодической работы над рассказами о лете 1928 года Рэй находился в шаге от завершения книги.
К августу 1956 года он отослал своему редактору оглавление, перечисляющее истории, которые должны были войти в иллинойскую повесть в рассказах, теперь уже официально озаглавленную «Вино из одуванчиков» — по названию одного из рассказов.
Уолтер Брэдбери увидел рукопись со слабо связанными между собой рассказами, и его осенила идея. Он сказал Рэю, что видит в рукописи две книги:
Если ты возьмешь свою рукопись за уши и хорошенько потянешь в разные стороны, она распадётся на две половины. Каждую вторую главу нужно исключить, тогда оставшиеся встанут так, как надо. Из них получится твоя первая книга, а из всех тех, что мы исключили — её продолжение.
Рэй прислушался к совету и вновь приступил к работе. Он скрупулёзно трудился над ней и шлифовал текст до тех пор, пока все рассказы не стали единым целым. Часть пришлось исключить, но они сформировали своеобразное продолжение книги под названием «Лето, прощай!» («Farewell, Summer»).
История Дугласа Сполдинга наконец-то увидела свет. Главный герой — это сам Рэй Брэдбери, который переживает череду ярких событий лета 1928 года. Дуглас — его второе имя, а Сполдинг — девичья фамилия его бабушки по отцу. Гринтаун, место действия повести, является вымышленной версией города Уокиган, штат Иллинойс. Описание пейзажа во многом совпадает с реальным: тот самый злосчастный овраг, разделяющий город надвое, действительно существует.
История с мадам Таро и мистером Мраком также напрямую отражает семейное предание, в которое сам писатель искренне верил. Прапрапрабабушка писателя, Мэри Брэдбери, была ведьмой, сожжённой на знаменитом процессе салемских ведьм в 1692 году. Доказательств этому нет, но верить Рэю никто не может запретить.
Мария Анна Аделаида Ленорман (27 мая 1772, Алансон, Франция — 23 июня 1843, Париж, Франция) — французская прорицательница и гадалка. В народе получила прозвище «Чёрная Мария».
События происходят в 1928 году. Это последние дни перед началом Великой депрессии. Этот экономический спад заставил семью Брэдбери навсегда переехать из Иллинойса в Калифорнию. Также для любого американца, читавшего книгу в 50-е, было очевидно, что писатель пытался воссоздать время, которое осталось в памяти его соотечественников как золотой век перед началом большой беды.
Тёплая семейная традиция собирать одуванчики и готовить из них вино выглядит довольно забавно, если учесть, что мы находимся на пике «сухого закона». Каждая порция солнечного эликсира была закупорена в бутылку из-под кетчупа, снабжена этикеткой с указанием даты и убрана до поры в подвал. Там вино дожидалось далёкого зимнего дня, когда его достанут, чтобы вновь ощутить на губах вкус лета. Это была одна из любимых метафор Рэя Брэдбери: воспоминания, сохранённые на будущее, ждущие момента, когда их откроют.
Вино из одуванчиков — пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал, по-настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы видеть и ощущать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал, частицу этого особенного дня — дня сбора одуванчиков — тоже закупорить и сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить, — вот тогда он его откупорит! Ведь это лето непременно будет летом нежданных чудес, и надо все их сберечь и где-то отложить для себя, чтобы после, в любой час, когда вздумаешь, пробраться на цыпочках во влажный сумрак и протянуть руку…
И там, ряд за рядом, будут стоять бутылки с вином из одуванчиков — оно будет мягко мерцать, точно раскрывающиеся на заре цветы, а сквозь тонкий слой пыли будет поблескивать солнце нынешнего июня. Взгляни сквозь это вино на холодный зимний день — и снег растает, из-под него покажется трава, на деревьях оживут птицы, листва и цветы, словно мириады бабочек, затрепещут на ветру. И даже холодное серое небо станет голубым.
Возьми лето в руку, налей лето в бокал — в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток; поднеси его к губам — и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето…
Брэдбери остро воспринимал стремительно развивающийся технологический прогресс, хоть и сам был фанатом научной фантастики. Так, в повести мальчик расстроился, когда узнал, что медленные, но дорогие сердцу трамваи заменят на быстрые автобусы:
Как же я теперь буду? Нет, нет… Не могут они убрать трамвай! Что ни говори, автобус — это не трамвай! Он и шумит не так, рельсов у него нет, проводов нет, он и искры не разбрасывает, и рельсы песком не посыпает, да и цвет у него не такой, и звонка нет, и подножку он не спускает!
А «машина счастья»… В «Ревущих двадцатых» Лео Ауфман на общей волне пытается создать устройство, которое сделало бы всех счастливыми. Но машины не могут повлиять на счастье. Оно — в другом. Лео совсем забыл о своей семье, перестал жить моментом, всё думал о том, какой должна быть эта машина. Посадив жену в своё творение, он никак не мог взять в толк: чего это она плачет?
— Я тебе скажу, в чем твоя ошибка, Лео: ты забыл главное — рано или поздно всем придется вылезать из этой штуки и опять мыть грязную посуду и стелить постели. Конечно, пока сидишь там внутри, закат длится чуть не целую вечность, и воздух такой душистый, так тепло и хорошо. И все, что хотелось бы продлить, в самом деле длится и длится. А дома дети ждут обеда, и у них оборваны пуговицы. И потом, давай говорить честно: сколько времени можно смотреть на закат? И кому нужно, чтобы закат продолжался целую вечность? И кому нужно вечное тепло? Кому нужен вечный аромат? Ведь ко всему этому привыкаешь и уже просто перестаешь замечать. Закатом хорошо любоваться минуту, ну две. А потом хочется чего-нибудь другого. Уж так устроен человек, Лео. Как ты мог про это забыть?
Автор часто обращается к теме «глобального наступления машин». В «Марсианских хрониках» даже напишет:
Наука развивалась слишком быстро, и люди заблудились в механических джунглях. Они, словно дети, делали и переделывали всякие хитроумные игрушки: техническое оборудование, вертолеты, ракеты; они сосредоточили все внимание на усовершенствовании машин, вместо того, чтобы подумать, как ими управлять. Войны разрастались и разрастались и наконец убили Землю
Вот и получается, что машина счастья, изобретённая Лео Ауфманом, оказывается обманом и сгорает в пожаре, а зелёная машина трёх сестёр сбивает человека.
Даже «автоматизация» газона до добра не доведёт. Когда дедушке предложили посеять новую траву, которую не нужно косить газонокосилкой каждую неделю, он пришёл в неистовое уныние. Как же так? Косилка для него — великое чудо, её пение ознаменовывало наступление нового года.
— В том-то и беда с вашим поколением, — сказал дедушка. — Мне стыдно за вас, Билл, а еще журналист!
Обратите внимание: Великая Эпоха Эллинизма о которой многие забыли. Вспомним как это было.
Вы готовы уничтожить все, что есть на свете хорошего. Только бы тратить поменьше времени, поменьше труда, вот чего вы добиваетесь. — Он непочтительно пнул корзинку ногой. — Вот поживете с мое, тогда поймете, что мелкие радости куда важнее крупных. Рано утром по весне прогуляться пешком не в пример лучше, чем катить восемьдесят миль в самом роскошном автомобиле; а знаете почему? Потому что все вокруг благоухает, все растет и цветет. Когда идешь пешком, есть время оглядеться вокруг, заметить самую малую красоту. Я понимаю, сейчас вам хочется охватить все сразу, и это, наверно, естественно, это свойство молодости. Но газетчику надо уметь видеть и мелкий виноград, а не только огромные арбузы. Вам подавай целый скелет, а с меня довольно и следа пальцев; что ж, тоже понятно. Сейчас мелочи кажутся вам скучными, но, может, вы просто еще не знаете им цены, не умеете находить в них вкус? Дай вам волю, вы бы издали закон об устранении всех мелких дел, всех мелочей. Но тогда вам нечего было бы делать в перерыве между большими делами и пришлось бы до исступления придумывать себе занятие, чтобы не сойти с ума. Так уж лучше поучились бы кое-чему у самой природы. Подстригать траву и выпалывать сорняки — тоже одна из радостей жизни, сынок.
Писатель очень рано столкнулся со смертью в своём детстве, поэтому и герой книги также размышляет об этом, потеряв прабабушку, которую горячо любил. Никак не мог он понять, почему вот человек живёт, радуется, улыбается, а в какой-то момент просто идёт в свою комнату, ложится в постель и умирает.
Дуглас глубоко вздохнул и медленно, шумно выдохнул, опять набрал полную грудь воздуха и опять, стиснув зубы, выдохнул его. ЗНАЧИТ, он дописал огромными, жирными буквами: ЗНАЧИТ, ЕСЛИ ТРАМВАИ, И БРОДЯГИ, И ПРИЯТЕЛИ, И САМЫЕ ЛУЧШИЕ ДРУЗЬЯ МОГУТ УЙТИ НА ВРЕМЯ ИЛИ НАВСЕГДА, ИЛИ ЗАРЖАВЕТЬ, ИЛИ РАЗВАЛИТЬСЯ, ИЛИ УМЕРЕТЬ, И ЕСЛИ ЛЮДЕЙ МОГУТ УБИТЬ, И ЕСЛИ ТАКИЕ ЛЮДИ, КАК ПРАБАБУШКА, КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ ЖИТЬ ВЕЧНО, ТОЖЕ МОГУТ УМЕРЕТЬ… ЕСЛИ ВСЕ ЭТО ПРАВДА… ЗНАЧИТ, Я, ДУГЛАС СПОЛДИНГ, КОГДА-НИБУДЬ… ДОЛЖЕН… Вот тут светлячки, точно придавленные его мрачными мыслями, мигнули в последний раз и погасли.
Но смерть может быть не только одного лишь человека, но и целой эпохи, заключённой в нем. Полковник Фрилей — настоящая машина времени: он очень стар, помнит Гражданскую войну и даже сам в ней воевал. Действия разворачиваются спустя примерно 63 года после её окончания. Если предположить, что полковнику в 1928 году около 80–90 лет, он мог быть молодым солдатом (15–20 лет) во время войны. Возрастной ценз для солдат был низким, особенно в последние годы конфликта, поэтому попасть на поле боя могли даже подростки. Этот собирательный образ знаменует прощание с Гражданской войной.
Вчера умер Чин Линсу. Вчера, прямо здесь, в нашем городе, навсегда кончилась Гражданская война. Вчера, прямо здесь, умер президент Линкольн, и генерал Ли, и генерал Грант, и сто тысяч других, кто лицом к югу, а кто — к северу. И вчера днем в доме полковника Фрилея ухнуло со скалы в самую что ни на есть бездонную пропасть целое стадо бизонов и буйволов, огромное, как весь Гринтаун, штат Иллинойс. Вчера целые тучи пыли улеглись навеки. А я-то сначала ничего и не понял! Ужасно, Том, просто ужасно! Как же нам теперь быть? Что будем делать? Больше не будет никаких буйволов… И никаких не будет солдат и генерала Гранта, и генерала Ли, и Честного Эйба, и Чин Линсу не будет! Вот уж не думал, что сразу может умереть столько народу! А ведь они все умерли, Том, это уж точно.
Ещё один момент, на который хотелось бы обратить внимание, — Душегуб. Таинственная фигура, маньяк, который, по слухам, бродит по ночным улицам Гринтауна и убивает женщин. Был ли на самом деле такой маньяк — неизвестно, но есть несколько теорий. В 1920-е годы в США действительно происходили громкие дела, связанные с серийными убийцами, которые могли косвенно повлиять на создание этого образа. Например, дело Альберта Фиша, серийного убийцы, действовавшего в 1920-х годах, получило широкую огласку, хотя его преступления были раскрыты позже, в 1930-х.
Однако в оригинале Душегуб — The Lonely One — имеет некоторое сходство с Орвелом Вейантом (Orvel Weyant), которого задержали в 1928 году. Он участвовал в кражах со взломом, его поймали его с поличным. Лавиния его никакими ножницами не протыкала, да и сам мужчина с похожим псевдонимом не особо участвовал в убийстве несчастных женщин.
Диалог мальчишек здесь очень важен. Когда они увидели тело Душегуба, то заявили, что настоящий преступник не пойман. Маньяк не может выглядеть как самый обычный человек. А ведь мы тоже зачастую представляем себе маньяков людьми совсем на обычных не похожих.
— В последний раз говорю тебе, Чарли: Душегуб не умер. Я видел его лицо, и ты тоже видел. И Дуг видел его, верно, Дуг?
— Что? Да, кажется. Да.
— Все его видели. Так вот, вы мне скажите: похож он, по-вашему, на Душегуба?
— Я… — начал Дуглас и умолк. Прошло секунд пять.
— Бог ты мой, — прошептал наконец Чарли. Том ждал и улыбался. — Он ни капельки не похож на Душегуба, — ахнул Чарли. — Он похож просто на человека!
— Вот то-то и оно! Сразу видно — самый обыкновенный человек, который даже мухи не обидит! Уж если ты Душегуб, так должен быть и похож на Душегуба, верно? А этот похож на лотошника — знаешь, который вечером перед кино торгует конфетами.
— Что ж, по-твоему, это был просто какой-нибудь бродяга? Шел по городу, увидал пустой дом и забрался туда, а мисс Неббс взяла да там его и убила?
— Ясно.
— Постой-ка! Мы ведь не знаем, какой Душегуб с виду. Никаких его карточек мы не видали. А кто его видел, те ничего сказать не могут, потому что они уже мертвые.
— Ты отлично знаешь, какой Душегуб с виду, и я знаю, и Дуг тоже. Он обязательно высокий, да?
— Ясно…
— И обязательно бледный, да?
— Правильно, бледный.
— И костлявый, как скелет, и волосы длинные, черные, да?
— Ну да, я всегда так и говорил. — И глазищи вылупленные и зеленые, как у кошки?
— Правильно, весь тут, тютелька в тютельку.
— Ну вот.
— Том фыркнул.
— Вы же видели этого беднягу, которого выволокли из дома мисс Неббс. Какой он, по-вашему?
— Маленький, лицо красное и даже вроде толстый, волос — кот наплакал и те какие-то рыжеватые… Ай да Том, попал в самую точку! Пошли! Зови ребят! Ты им тоже все растолкуешь. Ясно, Душегуб живой! Он сегодня ночью опять будет всюду рыскать и искать себе жертву.
Сама история сентиментальна, местами фантастична и пропитана этим самым одуванчиковым вином. Мир предстаёт перед Дугласом в своём магическом значении. Атмосфера «большой семьи», в которой он растёт, окружение любящими и заботливыми родственниками способствуют восприятию детских лет как зелёной весны счастья, а сплочённый круг близких кажется ему одной из высших ценностей жизни. Дети свободно пересекают границу между фантазией и реальностью. Они растут и познают этот мир.
Лето проходит, а воспоминания о нём сохраняются: у кого-то в дневниках, фотоальбомах, памяти, соленьях и высушенных травах, а у кого-то — в подвале, в виде вина из одуванчиков, чья горечь наполнена жарким летним днём.
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Ушедшая эпоха в «Вине из одуванчиков».